Прерывая раздумья, ко мне подошли двое, Лида Белая, после того, как вставила передние зубы, ставшая писаной красавицей, и радист Кум.
— Мечник, что решил? — спросила девушка.
— Не приближаясь к автостраде, мимо Комсомольского идем на Меклету. К ночи будем на месте, закрепляемся на развалинах, если они там есть, и готовимся к встрече с собаками. Посмотрим на них вблизи, а там видно будет, или к Чограйскому водохранилищу пойдем, на соединение с пластунами, или попробуем к лаборатории прорваться. Собирай людей, через двадцать минут выдвигаемся, — повольница, кивнув головой, ушла, а я обратился к Куму: — Что со связью?
— С Пятигорском связи нет, слишком далеко и рельеф сложный, а с группой Игнача переговорить получилось.
— Что у него?
— Игнач километрах в ста тридцати от нас, прошел Арэгир и стал на дневку. Собирает сведения об обстановке впереди, и завтра будет у Чограйского водохранилища.
Через полчаса, мы покидали прогорающий костерок и старика, который провожал нас равнодушным взглядом и все так же пережевывал свою крысятину.
Выстроившись в походный порядок, отряд шел на север до самой темноты, и около десяти часов вечера, в сумерках, мы пересекли автомагистраль, и добрались до развалин поселка Меклета. Половина отряда занялась лошадьми и приготовлением ужина, а другая, оборудованием оборонительных позиций. На руинах местного то ли исполкома, то ли конторы, то ли еще какого-то административного здания, за несколько часов, из обломков кирпича, бетона, шифера, арматуры, бревен и крепких досок, было построено вполне неплохое укрепление. От артобстрела оно не защитит, конечно, но подобного здесь бояться не стоит, собаки, хоть и мутанты, а штурмовать стены не могут, у них для этого нет рук.
Ночь прошла спокойно, наступил рассвет, а вокруг никого, собак не видать. Странно. Птицы не поют, тишина, и только лошади, которых завели в здание, беспокойно всхрапывают, так, как если бы где-то неподалеку волка чуяли. Однако анатолийская овчарка не волк, так что это не стопроцентный признак того, что собаки рядом. Ладно, подождем, и посмотрим, что будет дальше.
Проходит час, другой, третий, наступает полдень, окрестный безжизненный пейзаж, выгоревшая степь с редкой и чахлой растительностью, неизменен, ни шороха, ни движений.
— Снайпера, — кричу я пятерым воинам, засевшим на стенах, — есть что-нибудь?
— Нет, все чисто, — докладывает первый.
— Никого.
— Чисто.
— Голая степь и перекати-поле катается.
Пятый стрелок, сидящий с восточной стороны, Лука, медлит, всматривается в жаркое степное марево, и окликаю конкретно его:
— Лука, что у тебя?
Молодой белобрысый парень с черной банданой на голове, новобранец из повольников, отрывается от ПСО, сплевывает на кирпичную стенку, и отвечает:
— Бес его знает, вроде бы есть что-то, километрах в трех, но там местность волнистая, и что это, точно определить не могу.
— У кого самый лучший конь? — обращаюсь я к воинам, которые отдыхают на своих огневых позициях.
— Самый добрый и резвый конь у меня, — ко мне подходит Серго, смуглолицый мужчина лет сорока, так же как и Лука, прошлогодний новобранец.
— Отлично. Седлай своего кабардинца и сгоняй к востоку. Как что-то приметишь, сразу назад. Если будет погоня, прикроем снайперами, а вблизи всем отрядом поддержим.
Серго коротко кивает, седлает своего чистокровного жеребчика, купленного им за свои деньги у перекупщиков в Пятигорске, и через пяток минут, резвой рысью, мчится в том направлении, где снайпер разглядел движение. Я взбираюсь повыше, примащиваюсь на уступе, и смотрю за его продвижением в хороший армейский бинокль.
Воин скачет, километрах в двух, немного не доезжая до узкой балочки, останавливает коня, замирает, и пускает его шагом. Так он продвигается метров на триста, вновь замирает, и снова двигается вперед.
— Лука, что видишь?
— Ничего, марево все сбивает, то есть движение, то нет.
Опять приникаю к окулярам бинокля, и сразу же вижу тех, кого мы ждем, десяток здоровенных псин, которые крадутся вдоль нескольких кустов в сторону приближающегося к ним Серго. Мля, неужели он их не видит? Как так? Черт!!!
Снайпера! К бою! Лука, выстрел вверх! Серго опасности не замечает!
— Тах-х-х! — одиночный выстрел глухим эхом разносится по окрестностям. Всадник слышит его, останавливает коня, оглядывается и, наконец, замечает опасность. Серго резко поворачивает своего чистокровку, что-то кричит, нахлестывает его бока нагайкой, и галопом возвращается к нам. Наблюдаю за собаками, они широкими и длинными прыжками мчатся за воином, но вряд ли догонят.
— Ахр-рр-р! — слышен далекий собачий рык, преследователи, как по команде, не доходя до наших позиций метров восемьсот, замирают на месте и, дружно развернувшись, уходят в свое укрытие. Вот и первое проявление разума, не ломиться в ловушку, а вернуться на исходную.
Всадник благополучно возвращается к развалинам, водит кабардинца по кругу, успокаивает его, а я спускаюсь вниз и подхожу к нему.
— Командир, если бы не выстрел, — говорит Серго, — то и не заметил бы засаду.
— Понятно. Как они вблизи?
— Не знаю, очко так играло, что осматриваться времени не было, Несся так быстро, как только мог.
Направляюсь к Лиде Белой, которая сидит возле одного из четырех наших РПК и протирает его промасленной тряпкой. Сажусь рядом и наблюдаю за тем, как почти любовно, она занимается своим делом. Я ухмыляюсь, а она смотрит на меня и спрашивает:
— Чего?
— Гляжу, как ты от оружия фанатеешь, Лида.