— Начальство требует языка.
— Это все?
— Да, больше ничего не было.
— Вот видишь, — повернулся я к капитану, — все одно придется светиться.
— И все же, давай торопиться не будем.
Отряд приступил к разведке местности и подготовке к налету на базу снайперов. Планировалось, что в следующую ночь мы проникнем на территорию лагеря, и как только нас обнаружат собаки, вступим в бой, подавим огневые точки противника, закидаем длинное одноэтажное здание отведенное под казарму рядового состава и курсантов гранатами, а языка возьмем в домике инструкторов, который стоял чуть в стороне от основных построек. Уж кто, а учителя должны были знать, для чего готовят своих питомцев.
Однако все пришлось переигрывать на ходу, поскольку ближе к полудню в тренировочный центр, под охраной двадцати бойцов прибыли два проповедника, и не абы кто, а самые настоящие Звездные, то есть руководители всего этого сатанинского сообщества, мечтающего очистить мир от ересей. Важные лица в лагере не задержались, посмотрели на тренировку, толкнули какую-то пафосную речугу, и спустя всего пару часов, направились в сторону Харькова.
По какой дороге в Васищево прибыли проповедники мы засекли еще на подходе, так что с местом для засады определились сразу, и за то время, что Звездные были в лагере, успели занять позиции и засели по правой обочине широкой грунтовой дороги идущей в сторону областного центра. Не все идеально, но время поджимает, и скоро колонна будет здесь. Сидим, ждем, и вот появляются они, те, кто нам и нужен. Впереди дозор из пяти воинов клана, потом основная процессия, две повозки с проповедниками, которые тянут четыре раба, и десять бойцов по бокам. Оставшаяся пятерка вражеских воинов следует позади.
Снимаю АКМ с предохранителя и выцеливаю командира вражеских бойцов, полноватого, но, тем не менее, крепкого мужика, который, с важным видом шествует рядом с первой повозкой и о чем-то переговаривается с пассажиром.
— Работаем! — кричу я и длинными очередями полосую чуть вырвавшегося вперед вражеского десятника.
Противник падает, а рядом с ним на пыльную сухую дорогу, обильно смачивая ее своей кровью, ложатся еще два вражеских бойца. Нам нельзя задеть ценных пленников, а потому, погибают не все охранники. Несколько человек ныряют в лес на противоположной стороне дороги, где и растворяются без следа. Мать их за ногу этих лесников!
— Вперед! — основная группа наших воинов остается на месте, а я, во главе пятерки гвардейцев, сменив опустошенный магазин и, передернув затвор, выбегаю на дорогу.
С противоположной обочины, с еле слышным противным свистом, в нас летит несколько дисков. От своего я уворачиваюсь, перекат вперед и подкатываюсь под повозку, из которой вылезает чувак в черном балахоне, расшитом во всю спину тремя золотыми шестиугольными звездами. Прыжком встаю на ноги, автомат в руках, и приклад, одним коротким тычком бьет проповедника в лоб. Он тут же падает на колени, его подхватывают под руки два гвардейца, и волокут к нашим позициям.
— А-а-а-а! — из кустов напротив, вылетает низкорослый дикарь с копьем в руке и, выставив его перед собой, устремляется ко мне.
Видимо, он хотел защитить своего босса, и рванулся ему на выручку, но ствол «калашникова» уже направлен на него. Короткая очередь в несколько патронов вышибает ему мозги, и я отхожу вслед за своими парнями. Красиво сработали, на быстроту, хотя и не идеально, почти всю охрану перебили, а двое все же ушли, и находятся где-то неподалеку. Теперь, наверняка, за нами вслед пойдут, и будут метки своим товарищам оставлять, которые в погоню за нашим отрядом двинутся. Это ничего, еще посмотрим, каковы они в деле. Так ли в бою хороши, как дружинники в Дебальцево говорили, или это у страха глаза велики.
— Отход!
Мы мчим по лесу и, не смотря на то, что с нами пленники, а вокруг бурелом, продвигаемся очень быстро. Наш отряд сплошь профессионалы, и для нас, лес это дом родной. Вдруг, замечаю, что вместе с нами бежит один из рабов, которые тянули повозку проповедников, сухопарый и стройный парень, с неровно обрезанными короткими русыми волосами, и неизменным рабским клеймом на лбу. Бежать ему неудобно, на ногах, вместо нормальной обуви какие-то обмотки, но он не сдается и не отстает, замечает мой удивленный взгляд и весело улыбается. Ладно, в кайф ему побегать за ради собственной свободы, пусть бежит, если отстанет, его проблемы, а выдержит нашу скорость, значит, стоит на него внимание обратить.
Бежали мы до самой темноты, а направление выбрали на городок Змиев. За несколько часов преодолели около двадцати километров, форсировали два ручья и одну почти пересохшую речку, и вот, я скомандовал привал. Наши бойцы рухнули на редкую лесную травку, и каждый в этот миг хотел только одного, отдышаться и дать отдохнуть ногам.
— Привал три часа, после этого возобновляем движение, — полушепотом сказал я, но в ночной тишине меня услышали все. — Пленников сюда тяните.
Рядом со мной присел Астахов, а бойцы подтянули двух проповедников, которые сейчас, выглядели очень жалко, потные, грязные, вонючие, а от балахонов, одни клочки остались. Что можно было сказать о пленниках с первого взгляда, под отсветами маленького и бездымного костерка, который возле нас сноровисто развел Кум-связист. Один, тот, что постарше, пожилой мужичок с реденькими волосиками на башке и большой бородавкой на носу, видимо очень важный человек в иерархии своего клана, и даже сейчас, находясь в плену, глядит на нас как на людей второго сорта, с какой-то брезгливостью и превосходством. Другой проповедник, совсем еще молокосос, смазливый парнишка не старше шестнадцати лет с необычными чуть раскосыми глазами. Он злится, грызет зубами кляп во рту, а взглядом, за малым, молнии не метает, яростный сучонок.